Барбара Картленд
Гордая бедная княжна
ОТ АВТОРА
В этом романе я описала Константинополь таким, каким увидела его в 1928 году. Никогда еще я не видела столь жалкого зрелища, как тогдашние горожане на улицах. Падал снег, было ужасно холодно, но бледное солнце блестело на стройных минаретах и огромных куполах, которые придавали городу великолепный вид со стороны Мраморного моря.
Подавляющее большинство населения города было безграмотным; дети ходили босиком; изнуренные голодом люди с гноящимися язвами на теле; убогие хижины, грязные кучи мусора и ветхие стены – все это красноречиво говорило само за себя.
Туристы тогда только начинали посещать Турцию, и в трогательной попытке обслужить стали открываться второразрядные рестораны и низкопробные кабаре. Бутылка шампанского стоила четыре английских фунта, пища была неудобоваримой. Официантами и официантками в основном работали русские эмигранты из того огромного потока беженцев из революционной России, которые остались в живых и не сумели перебраться в Европу.
Аристократичные натянуто-бледные лица официантов выражали беспомощность. Они сновали взад и вперед с полными подносами, которые, казалось, были для них тяжкой ношей.
Когда я вновь посетила Турцию в 1970 году, все выглядело совершенно иначе. Город, переименованный в Стамбул, был прекрасным, процветающим и комфортабельным. Меня шумно приветствовали как любимого автора теперь уже хорошо образованные турки, и единственное, что омрачило мой визит, было легкое землетрясение.
Я глубоко благодарна за факты о зверском убийстве царя и его семьи блестящему историку и моей подруге Вирджинии Коулес, написавшей книгу «Последние из Романовых».
Глава 1
1924 год
Герцог Бакминстерский сидел в салоне своей яхты и читал г английскую газету почти недельной давности.
Вошедший в салон сэр Гарольд Нантон взглянул на него с удивлением.
– Я думал, что ты на палубе. Бак, – сказал он, – ; наслаждаешься красотой шпилей и куполов Константинополя., – Я видел их до войны, Гарри, – ответил герцог, – и не думаю, что они сильно изменились с тех пор.
Гарри Нантон рассмеялся.
– В Турции, наверное, только они и не изменились, – сказал он. – Я слышал, что Мустафа Кемаль перевернул здесь все с, мог на голову, особенно стремясь освободить женщин от традиционных оков ислама.
– Это, без сомнения, будет настоящей революцией.
В голосе герцога слышалось равнодушие, и Гарри Нантон уселся рядом с ним в глубокое удобное кресло – чувствовалось, что хозяин яхты любит комфортную и роскошную мебель.
– В чем дело. Бак? – спросил он. – Ты вроде не в духе последние дни.
Герцог помолчал секунду, затем отбросил свою «Тайме» на пол.
– Да нет. Ничего серьезного, – сказал он. – Просто после всех военных перипетий жизнь кажется довольно тусклой.
Гарри Нантона его слова не удивили.
Герцог больше чем кто-либо мог считать свою войну волнующе романтичной. Он возглавлял подразделение бронеавтомобилей и аэропланов в составе Королевских Военно-Морских Сил и участвовал в действиях войск Британской империи в Западной пустыне.
Бронированные «роллс-ройсы» герцога принимали участие в самых фантастических и рискованных операциях во время войны. Они освобождали пленных, доведенных до измождения от голода и сурового обращения с ними вражеских шейхов, а также содействовали в качестве подкрепления небольшим войсковым группам, оторванным от главных армейских частей.
Солдаты подразделения герцога сражались столь доблестно, что Уайтхолл очень заинтересовался экспериментом с этими формированиями, к которому многие генералы вначале относились весьма скептически.
После блестящего руководства герцогом этими подвижными подразделениями в ходе военных действий, когда ему и его Офицерам пришлось несколько лет рисковать своими жизнями в бронеавтомобилях, катерах и аэропланах, правительство обнаружило, что подобные мобильные средства способны в критической ситуации оказывать незаменимую поддержку традиционным методам ведения войны.
– Из всех, кто заслужил награду за отвагу, – сказал Гарри Нантону после войны генерал, командовавший вооруженными силами в пустыне, – я бы, несомненно, назвал в первую очередь Бакминстера. Он не знает, что такое отступление, такого слова просто не существует в его лексиконе.
Уж Гарри Нантон знал об этом лучше всех. В то же время он понимал, что хотя война стала для герцога временным стимулом и дала ему ту жизненную энергию, которой так недоставало в его прежней роскошной, но праздной жизни, теперь, после окончания войны, он словно чувствовал себя судном» лишенным руля.
Один из богатейших людей Англии мог бы обременить себя разве что заботой об огромных поместьях и мыслью о наследнике для продолжения древнего рода и сохранения своего титула.
Исторически герцогство было сравнительно молодым. Этот титул был пожалован его деду королевой Викторией за службу на благо империи.
Но фамильные титулы графов Министерских существовали уже в XVI столетии, и их имена тесно переплетены с историей Великобритании.
В настоящее время герцогу Бакминстерскому выпала лишь участь быть современником правительства, оказавшегося в руках недалеких политиков и в котором не было места для герцога с его умом и заслугами.
Так что герцогу ничего не оставалось, как вновь погрузиться в жизнь светского общества, в центре внимания которого он был до 1914 года. Он вновь стал устраивать приемы, вечера и балы с той же пышностью, в те же сезоны и по тем же поводам, в духе прежних обычаев, унаследованных вместе со своим титулом в возрасте двадцати одного года.
Перемены в послевоенные годы коснулись только женщин.
Он искал новых увлечений, поскольку прежние его пассии теперь постарели.
Тридцатипятилетний герцог обнаружил, что ему наскучили смазливые барышни, их звонкие, как колокольчики, голоса, их болтовня – ничто не тешило его тщеславия и казалось однообразным.
Женщин привлекал в нем не только его титул.
Более шести футов ростом, красивый, широкоплечий, герцог, по мнению друзей, был бы неотразим и без своего высокого сана.
Однако богатство и знатное происхождение обеспечили ему лидирующее положение в лондонском свете, а его имя не сходило из газетных светских хроник.
Естественно, что Круг Бакминстера – как называли фешенебельное общество герцога – пробуждал огромный интерес у тех, кто с нетерпением следил за популярными газетами, чтобы почерпнуть там сведения о высшем свете.
Как говорил лорд Нортклиф своим издателям, «пусть в газете будет побольше имен, и чем они аристократичнее, тем лучше!»
Посему не проходило почти и дня, чтобы имя герцога Бакминстерского не появлялось в прессе, а его фото – хотя бы в одном из журналов.
Гарри Нантон видел, как заметнее становятся на его лице появившиеся еще до войны морщины, на которых явственнее проступала тень сарказма.
В голосе герцога тоже все чаще слышались сухие, насмешливые нотки, ставшие почти постоянной его интонацией. Гарри печалило еще и то, что в серых глазах герцога уже не было той искренней живости, какой светился его взгляд во время войны.
Гарри Нантон на три года был старше герцога, и в течение всех четырех военных лет почти никогда с ним не разлучался.
Они переносили вместе тяготы войны, тревоги и опасности испытывали одинаковое чувство ужаса при виде жестокостей германцев по отношению к их пленным товарищам. Турки также не щадили своих врагов, что не удивляло его. Поскольку они оба с отвращением относились к безжалостному обращению с пленными, Гарри был удивлен, что герцог согласился посетить Константинополь, ведь связанные с Турцией неприятные впечатления были еще свежи в их памяти.
Но Долли захотела, чтобы яхта герцога зашла в Мраморное море и доставила их в эту столицу, которую называли Жемчужиной Востока.
